1. Рафаэль Морено
2. 1982-06-20, Барселона, Испания.
3. Биография персонажа.
Я везунчик. С самого момента, как только я родился, мне везло – страшно, нечеловечески, и подозрительно… Я сказал «с самого момента, как только я родился», потому что родился я гораздо раньше, чем предполагали и маменька с папенькой, и врачи… На самом деле, хоть никто этого и не знает, но из утробы маменьки в семимесячном возрасте меня самым нахальным образом именно выгнали – выгнал папенька. Нет, я конечно ничего не имею против небезызвестного в Барселоне политика и общественного деятеля Рауля Морено, но, черт возьми, как можно быть настолько нетерпеливым? Да, я видел фото моей дражайшей мамочки в те годы, которая, кстати, не смотря на роды, свою карьеру певички хотя бы отложить так и не захотела… Пела брюхатой в своей вшивой филармонии, хоть голос у нее, не могу не признаться, действительно недурственный. «Меня не любишь, но люблю.. так берегись любви моей!» - распевала она по утрам кусок из «Кармен», или еще чего-то такого же душещипательного и волнующего, когда мой дражайший папенька собирался на работу и с важным видом завязывал на своей толстой шее черный атласный в мелкую белую полоску галстук, а потом развязно целовала его в губы – так, чтоб на белоснежном накрахмаленном воротничке рубашки непременно оставался след от ее алой помады. След от помады на мужской рубашке – символ неверности, в данном же случае все было наоборот. Мои родители – пожалуй, образец именно того большого и светлого, что случается, если двое людей, идеально подходящих друг другу, встречаются… То есть чудовищной привязанности, от которой никак не избавиться. Это как паразит, навсегда поселившийся в крови. Паразит – потому что нервов они друг другу попортили немало, впрочем, пользы принесли все же больше, чем вреда. Наверное, паразит, который, раз поселившись там, можно излечить только смертью. Любовь, мать ее – это вам не шутки. Потому удивляться, почему я вырос именно ТАКИМ, не стоит, у меня ведь есть масса отговорок. Во-первых, я недоношенный. То, что это совершенно никак не повлияло на мою дальнейшую жизнь – мелочи, которые совершенно никак не могут изменить то, что этот факт имеет место быть.. Во-вторых, меня, можно с совершенно спокойной совестью назвать плодом любви, что нечасто встречается в наше время. Безудержной и всепоглощающей – такой, от которой дрожат коленки, сводит челюсть и болит сердце. Полагаю, что болит, потому что у меня никогда от чувств к особям противоположного пола сердце не болело и не сжималось. Разве что когда я рисовал их…
Я художник. С самого детства, как только мои руки научились держать ложку, они держали еще и кисть. Карандаш. Перо. Пастели… Ну и сигареты с алкоголем, конечно же, тоже. «Забиваешь баки, Рафа!» - проворчала бы мой пресс-секретарь Мартина Оскар, пыхтя своей великолепной сигарой размером с бревно и разбавляя это и так далекое от литературного высказывания несколькими вкусными «словечками». И была бы права на все сто – ведь я действительно имею дурную привычку привирать. Дальше она бы потушила сигару о мой стол, может даже о использованное или попорченное полотно, и, хмыкнув, добавила, что все творческие люди такие. Такие – значит ветреные и ненадежные, изменчивые и легкомысленные. Я не спорю – только замечаю про себя, что все эти качества – всего лишь искренность, не скрытая за ханжеством, жеманством и желанием показать себя хуже или лучше чем то, чем ты являешься на самом деле. Каждую секунду – когда я пренебрежителен, снисходительно высокомерен, когда я смеюсь не в меру громко, когда жадно вглядываюсь в очертания чего-то нового, что я уже вижу на полотне, на своем полотне, каждую минуту – когда я злюсь и агрессивен, когда вдруг посреди банкета выгоняю всех гостей из своего дома едва ли не тумаками – каждый миг я искренен на все сто. Мартина называет это «е*анной спонтанностью» и тем, что она во мне ненавидит, но терпит за то, что я «все-таки хороший малый».
Да-да, в свои двадцать шесть я продолжаю оставаться малым, и, похоже, не только для моего пресс-секретаря.. Маменька с папенькой, когда я навещаю их, ведут себя со мной так, будто я еще недавно начал ходить и говорить, а еще – что самое страшное – вместе с моей благоразумной сестрицей Марией, которая к двадцати четырем уже обросла мужем и паройдетишек, считают своим долгом меня, меня – взрослого мужчину! – женить… Впрочем, не могу не сказать им за это спасибо. Ведь каждый раз в Барселоне меня ждет десяток-другой барышень, одна другой краше, которую Мария на пару с моей маменькой подыскивают мне в качестве потенциальных невест. Не понятно, как они убеждают их в том, что я приезжаю домой с целью жениться и «осесть в родном городе». А мне это нравится, даже ходить куда-то на поиски развлечений не приходится. Правда, после встреч со мной потенциальные невесты в глазах моего святого семейства падают куда-то в ранг «грязных развратниц», потому что единственный рациональный довод, который я могу привести своей упрямой мамаши против идеальной во всех отношениях девицы, с которой я еще вчера шлялся по злачным местам родной Каталонии, - то, что порядочная девушка не дает на первом свидании. Маменька смущенно трепыхает ресницами, вспоминает о папеньке, робеет и краснеет – совсем немного, и только через несколько минут со мной соглашается – нехотя так… Женщины – глупые создания… Впрочем, это не мешает мне питать к ним слабость.
Однако, отношения с семьей – далеко не все, что наполняет мою не слишком-то длинную жизнь. Напротив, это – второстепенное. Если не сказать третьестепенное. За первое место в моей жизни уже давно усердно борются две вещи – живопись и игра.
Первым я начал увлекаться еще с далекого детства. Когда обрисовывал цветными карандашами стены в своей комнате и в детском универмаге гораздо больше интересовался баночками с краской, нежели дурацкими мальчуковыми трансформерами. Маменька удивлялась и поднимала вверх тонкие брови, когда вместо, казалось бы, такой предсказуемой машинки на дистанционном управлении, семилетний мальчик тащил коробки с акварелью, гуашью, маслом, карандашами различной мягкости, пастелями, и много чем другим… Папенька хмурился, когда я вместо того, чтоб играться с конструктором, мог целый вечер торчать на терассе и рисовать закат. Впрочем, недовольство родителей было столь коротким и слабым, что я даже не успел толком его ощутить. Они любили меня и считали, что то, что я нашел свое призвание так скоро – только плюс. Помогали мне стремительно, с головой, окунаться в рисование, у меня были хорошие учителя, которых я обожал и которых выводил из себя своей непоседливостью, и восхищал способностью схватывать все на лету и... просто талантом. Я не хвастун, но мне все удавалось легко, все я схватывал на лету. Возможно, потому, что остальные дисциплины, которые обычно преподают молодым людям в школах, лицеях и гимназиях, остались, мягко говоря, за бортом для меня, и если мне покажут задачку для семиклассника, я сходу не скажу, по химии она или по физике. Или же по геометрии? Не важно, за то я теперь в двадцать шесть известен, и.. Чего уж скрывать, я богат.
Но богат я далеко не из-за полотен, которые, кстати, расходятся чудесно, и иногда по цене, которую я даже предполагать не мог… Даже рисуя по картине в месяц(по картине, которая продастся, и продастся недешево), а это маловероятно, мне бы не хватало на тот разгульный и откровенно говоря слишком расточительный образ жизни, который я веду. Не хватало бы на то, чтобы иметь несколько домов в разных концах мира, содержать их, не хватало бы на постоянные банкеты и на элитный алкоголь, который в больших количествах потребляет вся эта толпа народу, постоянно отирающаяся в моем доме… На добрую половину, а то и две трети мой банковский счет состоит именно из выигранных денег.
Еще с юности, когда я впервые увидел, как мой папенька играет в техасский покер со своими друзьями на фишки(фишки! Это же как безалкогольным виски упиваться, и желать быть пьяным!), с того самого момента я потерял покой. Сначала это было простое, но довольно настойчивое желание попробовать тоже. Нет, не выиграть пять баксов, чтоб купить на них сникерс, не выиграть тысячу баксов, чтоб купить на них пиджак от Армани, деньги меня не интересовали, интересовала – и интересует – только игра. Азартный огонь в моих глазах, наверное, гаснет, только когда я сплю, а, может, и не гаснет вовсе. Я обожаю игру во всех ее проявлениях, я поклонник риска и безумства, я боготворю ее, а она… Игра платит мне взаимностью. Ласкает меня своим вниманием и расположением, а я, как покорный раб, то и дело приношу ей дары и жертвы. Снова и снова рискую едва ли не всем, чем могу рисковать, и опять выигрываю. Я – счастливчик, родился в рубашке, мне везет больше, чем остальным, и везет во всем. Грехом было бы не пользоваться этим, и не могу сказать, что не грех – то, что я стал очень от этого зависим… А, точней, катастрофически зависим. Растворился. Игра и живопись – мои синонимы. Заберите у меня все, на чем можно рисовать, не дайте играть с друзьями и недругами в карты, заприте в лысой пустой камере, и я от безысходности буду рисовать на стенах собственной кровью…
Мартина говорит мне, что когда-то так и случится. Здравый смысл тихо шепчет на ухо то же самое, во всяком случае, иногда в утренние часы он меня посещает. Редкий гость, желанный гость – в такие моменты мне в голову обычно приходят новые идеи, символы, образы. Я бросаюсь в мастерскую и рисую, пока это во мне есть – эти картины всегда продаются дороже. Не потому, что я был в тот момент неадекватно адекватен(это ведь необычное для меня состояние), нет, только потому, что в них есть то, что так редко проскальзывает в моих картинах – грусть светло-голубого цвета, тоска темно-зеленого, и немного горечи обиды и разочарования – темно-бордового или серого… Люди любят страдания, особенно чужие. Ими легче и приятней упиваться, за ними можно наблюдать со сладкой садомазохистской печалью и восхищением, чтоб не сказать вожделением, в глазах, и от них бегут, как только становятся хоть чуть-чуть похожими на собственные. Такова человеческая натура, иногда мне кажется, что я не умею испытывать собственные, не ворованные страдания, разве что те, которые связаны с – опять же – творческими стенаниями. Я страшный человек – я душу продам за банку красок и партнеров к игре в покер, я ужасный человек – я ничуть не пожалею, что продал душу, я отыграю ее обратно. Впрочем, это – тоже суета. Сейчас я уже почти год как торчу в Лос-Анджелесе и никак не могу выйти из запоя – творческого, естественно, - и подумать, что же делать и куда же деваться дальше. Предполагаю, что об этом обязана подумать Марти – моя правая рука, левая нога и правое полушарие мозга. Марти же, я так понимаю, не осмеливается указывать мне(впрочем, это пока), где жить, а потому мы так и торчим в этом городе, где все говорят по-английски так, что приходится раскрывать уши пошире и переспрашивать. Правда, это не мешает мне собирать у себя в доме интернациональную тусовку и чувствовать себя как дома. Мне тут нравится.
4. Характер.
Если человека и можно охарактеризовать одним словом, то для Рафаэля это слово было бы "художник". Он хаотичен и непредсказуем - в первую очередь для себя самого, иногда - чрезмерно эмоционален и взбалмошен, как восьмиклассница, иногда - холоден и равнодушен ко всему, что еще недавно его восхищало. Любить делать из мухи слона, эгоистичен, но совершенно искреннен - не считает нужным скрывать свои чувства от окружающих или щадить их, напротив - предпочитает чтоб вокруг были люди, которые в состоянии выдерживать его дурной нрав. Рафаэль нередко бывает слеп к чужим проблемам и страданиям - если они никак не состыкуются с его собственными проблемами или интересами. Однако, это - не по причине врожденной "вредности", скорее - дань его отстраненности из-за приналежности к числу латентных(а иногда и явных) психов, которые гордо именуют себя творческими людьми. Капризен и избалован, потому как рос в более чем тепличных условиях, но где-то очень глубоко в душе Морено - добрый малый.
5. Навыки персонажа.
Все, что связано с изобразительным искусством, Рафаэль знает на "отлично" и умеет воплотить на практике. Профессиональный игрок - кости, карты, лото. Правила всех этих и подобных игр знает наизусть еще с детства. Весьма неплохо танцует и играет на гитаре. Голос слабый, но благодаря довольно длительным тренировкам поставлен неплохо. Из транспорта умеет водить разве что велосипед, и то не без травматизма. Знает в совершенстве родной язык - испанский. На английском говорит с весьма заметным акцентом.
6. Род занятий.
Художник.
7. Фотография персонажа и описание его внешности. 
Рафаэль среднего мужского роста - 183 см, скорее худощав, нежели поджар. Глаза - как и положено настоящему испанцу - настолько темно-карие, что их вряд ли можно не назвать черными. Взлохмаченная прическа, трехдневная заросшесть, бородка-эспаньолка, татуировка на плече в форме трудноопределимого смысла узора, более чем легкомысленная одежда, которая почти всегда замазана краской(часто от нее страдают и волосы) - все в Рафаэле говорит о том, что он не от мира сего и ему явно плевать на общественное мнение. Однако, последнее высказыване - ложно, потому как Морено неравнодушен к женщинам и как бы не выпендривался, все же старается им нравиться. Регулярные визиты в спортзал позволяют ему держать свою фигуру в форме и не пугать вешалкоподобностью папарацци на выставке. Маникюр, массаж, солярий - все эти мероприятия тоже имеют место в нескучной жизни Рафаэля, но посещает он их лишь потому, что их аккуратно, но так настойчиво вписывает в его ежедневник Мартина, за что Рафа ей благодарен.
8. ICQ или другое средство связи с игроком.
Хотспорн знает 
9. Как узнали о нашей ролевой игре? Все тов. Хотспорн
