Чудесный вечер - великолепный вечер. Я наконец начинал пьянеть, мои глаза подернулись тонкой пленкой слабоумия, такого характерного и отнюдь не необычного в ночных заведениях. Я не торопился - каждую каплю вбирал в себя обстоятельно и заботливо, боялся, что не обожгусь, не вдохну принадлежащие мне алкогольные пары, боялся, что получу меньше неудобств, чем заслуживал - ведь хотел получить все. Сполна.
Однако, все это время, пока я беспросветно пьянствовал, и начинал ненавидеть себя еще больше(врали те, кто говорили, что можно упиться настолько, что перестанешь чувствовать ВСЕ, либо же я столько жидкости в себя влить физически неспособен), все эти долгие минуты я чувствовал на себе взгляд все той же брюнетки, которой я помог закурить. Я искренне не понимал, что заставляло ее смотреть на меня, сверлить во мне дыру, с извращенным любопыством наблюдать за подтверждением моей ничтожности, но... Меня это мало заботило - гораздо меньше, чем то, что мой бокал был снова пуст. И снова. И опять.
А потом я почувствовал движение в мою сторону, оно и заставило меня оторвать взгляд от бокала. Оказывается, брюнетка все еще сидела рядом, хоть я и искренне надеялся, что это жжение или зуд в области затылка, которое так часто мы чувствуем под чьим-то продолжительным взглядом - лишь ее след. Словно тень, отброшенная торопливо убегающим человеком и все еще заметная, или волны, которые все еще бушуют после того, как корабль рассек водную гладь и уплыл вдаль. Оказывается, она все еще сидела рядом - не понимал, что заставило ее поддерживать мою тоскливую, унылую компанию, и не мог сказать, что рад этому. Я был себе омерзителен - я говорил это? А быть омерзительным в чьем-то обществе - значит, быть вдвойне омерзительным.
Она протягивала мне какую-то трудноопределимого состава бурду, которая ударяла в нос запахом жгучей смеси алкоголя и крепкого кофе. Незнакомка, кофе пьют, чтобы протрезветь, зачем мне это?
- Скучаете? - непонимающе осведомился я у барышни, бросив свои скупые раздумия и приняв из ее рук чашку с странным напитком. Сегодня я пью все. - Спасибо. - Выраженная благодарность - первый признак того, что я еще не превратился в первобытного человека и помню элементарные правила приличия и что такое "вежливость". Значит, нужно пить больше. - Но это не нужно, - сообщаю я зачем-то, отхлебывая напиток и замечая, что он обжигает горло почти так же, как и неразбавленный виски - а, значит, мне подходит.

- Забыть? - переспрашиваю я, будто проснувшись. Проснувшись - потому что я с удивлением заметил, что кто-то еще видит, что мне дурно. Это так странно - когда кто-то вдруг не видит, что ты ведешь себя как свинья, которая неистово зарывается носом в грязь, напротив, когда этот кто-то замечает, что тебе плохо. Это страшно - потому что когда тебя начинают жалеть, когда тебе сочувствуют, боль становится сильнее и - о ужас - хочется расклеиться окончательно. А я не умею. - Забыть? - переспрашиваю снова едва ли не смеющимся тоном, и смотрю на брюнетку куда внимательней, чем прежде. Что ты знаешь обо мне, девочка? Что ты знаешь о моей жизни? Что ты знаешь о призраках, которые преследуют меня даже когда я сплю?
Ни-че-го.
Ровным счетом ничего она обо мне не знала. Да и не должна была. У нее несомненно была своя жизнь и свои неприятности, которые меня - о мой эгоизм! - совершенно не интересовали. Я - человек, которому сейчас плевать на все кроме собственного желания потеряться. Раствориться. Забыть все, забыть себя.
- Разве что ненадолго, - кривовато улыбаюсь я, снова отхлебывая Коретто и, закурив, посмотрел на барышню снова до неприличия пристально. Но, похоже, она сама добивалась моего внимания - пусть даже такого бесполезного и неприметного. - Час, два, сутки.. А потом? - загадка, которую не разгадал еще ни один мудрец в этом сраном мире. Потом, когда ты просыпаешься, раны болят почти так же, как прежде, а даже если они и успели срастись, их края рвутся  и начинаю кровоточить еще сильней. Так всегда случается. С отравленными ранами. С ядом в нашей крови. Что ты знаешь о настоящей боли, незнакомка? Желаю, чтоб ты не знала ровным счетом ни-че-го. Боль - это не интересно. Это может делать тебя похожим на героя классического романа, но.. это никогда, ровным счетом никогда не сделает тебя счастливым. Радостным. Жаждущим жизни. Жаждущим получать удовольствие от жизни.

Всему? Каждое слово незнакомки вызывало у меня недоверие. Каждый звук мое извращенное сознание хотело воспринять по-другому, превратно, совершенно неправильно, исказить, услышать в нем подтекст, которого не было. Подтекст, который бы унизил ее, опустил в моих глазах, который бы позволил бы мне счесть ее глупой и непонимающей.
Не могу и не буду врать - я не хотел раскрываться. Не хотел снова и снова ловить ее взгляд своими глазами, так как мне казалось, что я, заставив ее заговорить со мной и даже угостить меня этим странным напитком, каким-то образом теперь обязан быть за нее ответственным. За то, что заставил ее сидеть со мной в этом баре. За то, что она разделила мою грусть - пусть даже и сделала это сама. Странно, как я вообще так ясно формулирую предложения - я ведь, по идее, должен быть мертвецки пьяным.
- Меня зовут Лондон, - я сообщил это из вежливости, потому как уже знал, что не хочу всего этого. Не хочу этих улыбок, которые непременно последуют вслед за шутками и разговорами о жизни, которыми мы непременно займемся сейчас. Я еще не распутал узлы прошлого для того, чтоб завязывать новые. - Не надо, - отмахнулся я от предложения выпить, потому как еще немного - и я, возможно, хоть и буду способен думать так же четко и ясно, но встать с места и самостоятельно дойти до машины точно не смогу. Так же как и непонятно то, как я буду вести в таком состоянии. Вряд ли я вообще в состоянии нормально доехать до дома.
- Андреа... - произнес я спустя несколько минут, когда понял, что находиться здесь, с этой девушкой со слишком понимающими глазами, мне становится отчего-то слишком больно. Отчего? Спросите что-то полегче. Сейчас я хочу только одного - одиночества. Пьяного, тихого, шепчущего такие неприятные и такие привычные вещи. - Я врач. И я сейчас.. не в состоянии. Если вам что-то понадобится, - я поднялся со стула, заметив, что меня таки изрядно заносит на поворотах, и непослушными пульцами вытащил из бумажника пятьдесят баксов и визитку, оставил их на стойке. После чего поспешил покинуть бар - торопливо, так и не сумев избавиться от шатания.. Я был словно желе, но мне не было дурно. Дурно мне станет чуть позже - когда я пойму, что вместо мотеля направился домой.
=====> Гарбор, Бунгало Лондона