LACMA ===>
Что я здесь делаю с самого утра? Ну, как бы вам сказать? Я тут ночевала. Так получилось…
А получилось так, потому что было очень поздно. А поздно было… А давайте я все расскажу по порядку?
Реставрационные работы. Что это такое? Реанимация для картин. Госпиталь искусству. Во время кропотливой работы чувствуешь себя воистину хирургом по призванию, совершающим невероятную операцию. И да, при этом ты всего лишь выполняешь любимое дело. Чувствуешь себя рыбой в воде, которой к тому же платят за ее «плаванье». Заплатили. Вчера я получила первый профессиональный гонорар. Оказывается, для того, чтобы творить, совсем не нужен диплом. Необходимо только в нужный момент оказаться в нужном месте. Большинство из сотрудников (нет, даже слово «сотрудники» как-то не очень подходит к этому месту. Сотрудники были в музее, а здесь – люди, творцы, нет, я просто не могу подобрать нужное слово) не заканчивали никаких академий, большинство просто были отобраны программой, вроде «талантливая молодежь». И нет, здесь не занимаются исключительно реставрацией. Это нечто, на подобии центра искусства. Даже не представляю, почему я не знала об этом раньше.
И все это принадлежит ЕМУ.
Он точно чокнутый – еще припомните мои слова – потому что я бы, на его месте, ни за что бы не подпустила такого человека, как Пэйтон Сойер, к реставрации. Тем более, мне пришлось убедится, что я – не такая уж и особенная. Да, в академии, при всей ее серьезности и жестоком конкурсе при поступлении даже на платное, не так уж и тяжело выделится из остальных учеников, а здесь… Здесь все лучшие из лучших. Чувствую себя совсем неопытной в области живописи, когда у меня выдается свободная минутка и Матиас не стоит за спиной, и я могу прогуляться по рабочим помещением. Он знает это; мне кажется, что он улавливает мои настроения, хотя это не так уж и трудно из того, как с ними меняется мое лицо и повадки. Но он в нужную минуту становится таким заботливым (да, я даже не ожидала от этого человека подобного) и подбадривает меня тем, что во всем здании никто так не работает над деталями, как я и что он мне, малознакомому человеку, полностью доверяет.
Я закончила, правда не без помощи одного из мастеров, одну из картин. Всю неделю над ней возилась, практически не занимаясь ничем другим. В музее меня не было, при всем при этом, Матиас говорит, что я все равно остаюсь в штате работников, как и раньше, и мне начисляется зарплата. А еще он говорит, что мне стоит чаще наведываться в академию, чтобы совершенствовать технику. Знаете, я сейчас с ним согласна. Но мне совсем не нравится, когда он таким наставительно-поучительным тоном делает мне замечания по поводу моих… хммм… нелепых движений. Той же спины, которая позволяет себе расслабиться. А еще торопливой походки. А еще редкому щелканью языком, когда у меня все получается, и чрезмерной болтливости, и прочее, и прочее…И мне кажется, что он думает, будто бы рефлекторно перестану все это делать, если он мне будет постоянно об этом напоминать. Глупый человек.
Ах да, как все это связанно с тем, что я ночевала в этом доме? Да все просто. С позавчера, оказывается, я обязана ужинать здесь. В четверг Матиас не провел меня, по обыкновению, к музею, а сухо предложил отужинать с ним. Я согласилась, просто потому что дома, кажется, меня не ждало никакой альтернативы проведения вечера. Он приготовил какое-то блюдо из говядины – даже не представляю, как оно называется – к этому времени я осмотрела его кабинет, решив для себя, что он слишком увлекается книгами. За столом мы разговаривали исключительно о работе и о моих…хммм… манерах, что ли. Точнее о полном их отсутствии. Даммм, вот такие разговоры выводят меня из себя, а точнее заставляют меня вернуться в школьное время, когда я пропустила всю тему по какому-нибудь предмету, и не могу сдать тематическую аттестацию. И я просто не люблю, когда меня отчитывают, тем более по таким пустякам. Да, и довод, что меня может ждать большое будущее, но «босоногая художница от слова худо – это банально и уже никому не интересно» мне не угождал. Я еще тогда немного вспылила, но, как видите, вчера я снова пришла в студию и завершила свою работу. На это ушло много сил, если можно так выразится, терпения и времени. Уходила последней. Почти. Матиас извинился за вчерашние выговор, и предложил отпраздновать мой первый успех. Я ведь отходчивая, а тогда была еще чертовски уставшая и довольная, так что согласилась на еще один обед и бокал вина. А дальше еще проще. За вчерашним обедом оказалось, что нам все же есть о чем поговорить друг с другом, да, темой оставалось искусство, но нам и не нужна другая. У этого мужчины есть драгоценный опыт, который необходим мне, и он, кажется, готов им поделиться. Было поздно, он вежливо уступил мне свою кровать, а сам занял диван. В кабинете. И только сутра меня наконец осенило, что все как раз начинается с ночевки в кровати чужого мужчины. Это сродни приметы, которая повлечет за собой какие-то перемены.

===> Улицы Л-А

… Нет, оказалось, главное в мероприятии не искусство, что немного меня расстроило. Все эти люди собрались, либо чтобы получить бесплатную выпивку либо чтобы показать новое платье от… не важно, я не произнесу, или огромный блестящий браслет (ну детский сад, правда), либо… Либо просто прожечь еще один вечер. Для меня же это стало чем-то невероятным, и плевать на всех, сегодня мне ничто не испортит настроения. Так ведь?
Даже то, что я вижу, как смотрит из-за нашего уже столика, ведь мы перешли ко второй части вечера, когда прошли в зал побольше, где в одном секторе накрыты двуместные столики, да так близко друг к другу, что одна особенно крупная дама еле протиснулась к своему месту. А в другом, свободном, сооружена небольшая сцена, на которой разместили музыкантов. Так вот, мне не сможет испортить настроение то, что я вижу, как Матиас смотрит на широко раздвинутые ноги (конечно же для того, чтобы обнять инструмент) контрабасистки. Конечно же – она прекрасна. Она ведь единственная женщина среди музыкантов. Складки ее кроваво красного платья мягко обвивают дерево инструмента, касаясь пола, а высоко собранные черные, смольные, и, несомненно, длинные волосы открывают вид прекрасной бледной шейки… Я вижу, как он на нее смотрит, вижу что-то неистовое в его глазах… А потом ничего не вижу, только слышу, как из ее кроваво красных, полных губ вырывается немного низкий, чуть хрипловатый, как после коньяка и сигарет, голос, который начинает…

  Hit the road Jack and don't you come back no more, no more, no more, no more…

Потом ее ловкие пальцы искусно щипают нужные струны…

Hit the road Jack and don't you come back no more.

Теперь быстрее…

Hit the road Jack and don't you come back no more, no more, no more, no more.

Подхватывают остальные: рояль, ударные, что-то из духовых. Их не так уж и много, точно не симфонический оркестр, но играют… Кажется я люблю джазззз. А вот мужчина, что мучает клавиши продолжает за женщиной:

Woah Woman, oh woman, don't treat me so mean,
You're the meanest old woman that I've ever seen.
I guess if you said so
I'd have to pack my things and go.

А вот и я уже на ногах, меня пригласил Сервантес, и мы уже…хм… пляшем. Раз, два, три... Мои маленькие каблучки ( О да, Матиас сегодня пожалел мои ножки) так резво отстукивают ритм, а (теперь) большой и сильный мужчина ведет меня в сумасшедшем танце. А вот я уже запыхалась, и раскраснелась, а все еще не отходящий от бара старик пялится на мои ножки. Нет, мы не единственные, кто танцевал, но меня почему-то поглотило вот то самое чувство нереальности происходящего, что казалось, кроме меня и сегодняшнего моего партнера не существует никого…
Как должен был закончиться такой вечер? Все очень просто. Я, от перевозбуждения, после танца, просто обязана была затащить своего знойного партнера в туалет, наверное, я бы так и сделала… Вы спрашиваете, чем бы все закончилось? Нет, чем все закончилось на самом деле? Через пол часа Матиас вызвал такси, предварительно держав меня все это время в поле зрения,  и выждав его только ради приличия, а в итоге я валялась в его кровати и дочитывала «Унесенных», а он снова не ночевал дома.

Еще одно из, уже ставших обычными, мероприятий. Вызывают ли они привыкание? Да, пожалуй. Где-то тогда, когда ловишь себя на мысли, что в зале нет ни одного нового лица, которое бы ты еще не видел, но тебя все еще продолжают рассматривать, как «новый привоз» в супермаркете. Ты до сих пор остаешься центром всеобщего внимания, и твое поведение только подстегивает всех собравшихся вокруг людей пристально наблюдать за тобой. Даже если ты не скажешь что-то нелепое и совершенно неуместное, ты все равно под колпаком, на крючке… Я сейчас чувствую себя муравьем, которого посадили в стеклянную банку дети и все никак не могут надивиться его желанию выбраться из плена. Нет, я, в отличает от своего духа, сижу спокойно за одним из столиков, и стараюсь внимательно слушать комедианта, приглашенного сюда развлекать гостей. Он несет какую-то чушь, которая самовольно пролетает мимо моих ушей. Или они просто закрыты? Да, слушать глупые, но родные американские шуточки, мне мешает моя задумчивость. Все очень просто – наконец дошло, за кого меня здесь все принимают. Слишком часто я появляюсь в свете со своим меценатом; он и раньше выводил своих протеже, но ни одна спутница не задержалась на этом месте так долго, как я. Ни одна из них не жила в его квартире. Ни одна из них не была такой, какой являюсь я.
Я знаю, что Клоде предпочитает шикарных брюнеток, эдаких женщин вамп. Все в этом зале знают об этом. Все знаю и удивляются, почему здесь сижу я: маленькая, живая и рыжая. Совсем не в его вкусе. Совсем НЕ ТАКАЯ. Люди привыкли делать выводы… Вот я и стала жертвой одного из таких случаев.
Ну почему всем им не живется спокойно? Неужели в их жизни не происходит ничего волнующего, что могло бы придать огоньку и заставить не совать свой длинный нос в чужие дела?
Я думала, что меня слухи не задевают. Я думала, что могу выдержать это тягостное чувство постоянного наблюдения, будто сотни, тысячи глаз ежесекундно устремлены на меня. Я тону в этом чувстве, мне душно и противно. Я не могу… Просто не могу.
Как можно обо мне такое подумать? Хотя, именно содержанкой я и являюсь в данный момент. Действительно, как еще по-другому можно назвать наши отношения с Матиасом?  И как доказать людям, что он каждую ночь проводит на диване, терпит невыносимые муки такого положения, благородно уступив мне кровать? Достойны ли люди моих оправданий, и оправдываться перед ними – не значит ли еще больше унижаться?
Да, можно завтра же уйти из своего комфортного приюта, вернуться к Шейн и забыть о своей мечте. В принципе, мне важно не столько сорвать со своих работ как можно больше денег и тратить их направо и налево, мне и так не плохо, но хотелось бы, чтобы ОНИ не пропали даром, чтобы что-то принесли в этот мир. Чтобы, может быть, помогли какому-то запутавшемуся человеку… Да, признаю, к комфорту быстро привыкаешь, так что не думаю, что смогу вернуться в свою каморку.
Но и терпеть вот такие презрительные взгляды я просто не могу. Так хочется, резко отодвинув стул – пусть он даже с грохотом упадет на пол, задев соседний – встать из-за стола и, подойдя к миссис Беннингтон, которая так мило мне улыбалась еще пару вечеров назад и не скупилась на комплименты, отвесить этой даме значимую пощечину. Да, черт подери, это значит признать себя побежденной и подтвердить правоту всех их, но как можно держать себя в руках, когда на тебя клевещут? Мне кажется, что мои щеки пылают неистовым огнем, что только дает повод все той же Беннингтон и ее подруге Сильвии Кларк – старой деве, которая только для того и посещает такие вечера, надеясь с кем-нибудь познакомится – лишний повод пошушукаться…
Время – наш главный враг. Почему оно делает минуты счастья такими короткими, а то, что хочется пережить как можно скорее, растягивает на добрые годы? Да, мне показалось, что прошло никак не меньше года, пока этот клятый вечер закончился. Даже Матиас снял свою маску безразличия, и, кажется, чувствовал себя виноватым. Жить, как никогда, не хотелось. Ему, кажется, тоже. Только это, наверное, и спасало – хотелось быть сильным ради другого. Дома он не был колок, заносчив, только вежлив, как-то уж слишком, и заботлив. Не отчитывал, как всегда, предварительно проследив за малейшим неправильным движением и составив подробнейший список из них. Нет, на эту тему мы, как-то негласно договорившись, не говорили. Практически молчали, потому что именно наболевшее застряло неприятным комком в горле. Он хотел меня успокоить. Я хотела рыдать и допытаться, что я сделал не так, чем дала повод пустить обо мне неприятные слухи. И ладно бы они имели под собой почву, но я же знаю, что это не так! Об этом хочется кричать и возмущаться, но это непозволительная роскошь. Нужно просто перетерпеть? Перетерпеть, пока эта тема не надоест… Перетерпеть и лечь спать.

Унизительно и так странно быть двадцатидвухлетней девочкой, которую наказали домашним арестом. Чувство странности усиливается и тем, что я заперта в квартире, по сути, у совершенно незнакомого мужчины. Но и это не страшно. Страшно как хочется вырваться наружу, страшно скучно сидеть взаперти, когда Матиас со мной даже не разговаривает. Да и это не так страшно, по сравнению с тем чувством, которое меня тенет... Куда? А я знаю куда…
Он ушел, совсем не хлопнул дверью, никак не проявил своей досады. Вчера отчитывал меня, но я не запомнила ни слова: ни конкретной причины моего наказания, ни его срока. В принципе, на сколько мне известно, вот такое лишение свободы противоправно, и вообще-то я могу заявить на Матиаса в полицию, но кажется, он это делает мне во благо… Так как стоит переждать, пока скандал немного утрясется.
У меня отобрали ключи. Слава богу, мой хозяин не знает про наличие еще одного дубликата. Когда мы делали мой комплект ключей, мастер нечаянно перепутал заказы и сделал еще одну копию. Лишнюю копию, которая до сих пор лежит у меня. Я даже было чуть не воспользовалась ей, чтобы бежать, почему-то бежать именно в театр, проникнуть в него незаметной тенью и ждать там его… Нет, времени на то, чтобы ждать не было; к сожалению, я не знала наверняка, будет ли он в своем театре, но я была готова просто положится на случай. Я все просчитала: Клоде ушел где-то на три часа, один уже так безбожно убежал в никуда, осталось сорок пять минут, чтобы добраться до театра, затем сорок пять, чтобы потом вернуться домой, и между этими сорока пятью и теми сорока пятью есть целых полчаса… Полчаса, которые можно заполнить глупыми объяснениями, которые можно прождать под дверью, которые дают шанс на то, что я могу увидеть его. Выгонит ли он меня? Или тоже хочет увидеть?..
Но случай, на который я хотела положится, оказался не так предрасположен ко мне, как бы мне того хотелось. Шейн. Когда я уже собралась открывать двери, позвонил мой телефон.
- Ты это видела! Ты это читала!!! Ты и твой… этот… французик. В «Пайп»! А какая шикарная фотография получилась. – Подруга лепетала, как сумасшедшая, или это я сошла сума, потому что не понимала ее восторга, ровно как и смысла произнесенных слов. Я не читаю газеты, я не читаю журналы, мне не интересно лезть в жизнь чужих людей. Мне плевать на это… - Слушай, а это правда? Это не монтаж? Это не просто хорошо проделанная работа какого-то журналюги, который тщательно покопался в вашем грязном белье? Вы же расстались! Ты там на самом деле была? Почему меня не пригласила?! И ты что, правда спишь с Клоде? – Иногда я не понимаю, кто из нас тарахтит больше… Шейн засыпала меня вопросами по самые уши, так что я просто не знала, на который сначала отвечать. Мой план был сорван.
Окончательно растоптал мою идею сам Клоде, который вернулся вполовину скорее. Он не был сдержан, он был в ярости. Он удостоил меня пощечины, ударив наотмашь, как только влетел в комнату. Меня никогда не били. Мне было не столько больно, как стыдно. Казалось, что щека горела. Мы тогда были в кабинете: я сидела на диване, а он упал передо мной на колени, прикоснулся к только что вспыхнувшей щеке и легонько гладил ее, прося прощение.
- Девочка моя, прости меня… Прости, моя хорошая, я просто старый дурак, вспылил… Прости.– Он искренне сожалел о своем поступке. Ну да, я понимаю. Причина твоей внезапной ярости сейчас лежит у моих ног. Действительно, красивое фото. А знаешь, Матиас, я ведь там счастлива, и сейчас счастлива, не смотря на то, что щека начинает болеть, что из-за этой боли на глаза наворачиваются слезы, от которых ты еще больше чувствуешь себя виноватым, я все равно счастлива, потому что он есть… Пусть не мой и больше никогда не будет моим, пусть не со мной, пусть… Но он есть… -  Глупая моя маленькая девочка, ну что же ты делаешь? Талантливая, но такая еще глупая... Забудь, просто забудь его... Мы это переживем, и все снова будет хорошо... - Ну как ему объяснить, что его невозможно забыть?

Квартира Хотспорна, Саут-Бэй ===>
Задержка… Ну знаете, как это бывает: ты их ждешь, вот-вот, а их нет. Один день – это не много, совсем не много и нет повода для беспокойства. Так же, как и на второй день, и на третий. Это нормально? Нет, это совершенно не нормально, потому что мой организм работает, как часы. Точно и каждый месяц практически день в день, а тут уже целых шесть дней. Пару раз у меня такое было из-за сильной эмоциональной перегрузки: когда сдавала выпускные экзамены в школе совершенно неподготовленной, когда не приняли в тот колледж, в который я хотела, когда… Когда чуть на самом деле не залетела от одного придурка. Мы с ним (вообще, сейчас не понимаю каким образом я вообще могла с ним… эм… встречаться) были вместе где-то с полгода (да, что-то затянулись отношения, необычно долго для меня, но не в этом дело), а потом расстались, как обычно, друзьями, и все встало на свои места, кроме этого вот случая. Но и там все обошлось, слава Богу. Все остальное время, повторюсь, это проходило по строго определенному циклу. Который вот уже шестой день не возобновляется.
Не знаю, что мне делать: паниковать или радоваться. В принципе, я  умудряюсь делать и то и то, потому что это совершенно неожиданно, если что, и в то же время я такая счастливая. Но это пока не понятно. А вдруг и правда: ведь распереживалась за этого… оболтуса (тссс, никогда не говорите ЕМУ, что я его так назвала. Про себя можно. Я ведь еще немного сержусь: а вдруг, а вдруг это вот все на самом деле, а он бы после этого своего "пагубного увлечения" не так легко бы отделался, и что тогда? Оболтус…) Вдруг я просто слишком сильно ЭТОГО хочу, а на самом деле все только мое больное воображение или чрезмерное желание? Даже в мыслях не могу назвать это состояние нормально, целым специальным словом, потому что боюсь накаркать.
Что в таких случаях делают? Покупают тест на… (Ну вы поняли. Тссс, чтобы не сглазить). Ну так вот, сегодня Матиас дома не ночует, поэтому квартира, а точнее ванная была в полном моем распоряжении. Я сделала тест. Только что. Тянула до последнего, а теперь ногти грызу в ожидании чуда. Сейчас ногти жалко грызть, они такие аккуратные, необычно длинные для меня и светлые. Меня недавно Матиас заставил сделать маникюр. Глупое занятие. С моими нелепыми маленькими пальцами это выглядит… Хотя, ногти удлиняют пальцы, а французский маникюр не так бросок, как мой любимый черный лак. Простите, отвлеклась. Просто так детально осмотреть свои «золотые» руки мне не выпадало уже лет сто, не меньше. Ах да, время…
Полоса… Кто-то сравнивает жизнь с полосами зебры, кто-то только учится рисовать и делает свои первые полосы. Я нарисовала за свою жизнь столько этих дурацких линий, кривых и ровных, косых и дугообразных, любых, думала ли я, что от линии может зависеть чья-то жизнь. Так тесно переплетенная с моей. Две линии, две глупые короткие полоски на индикаторе… Вы можете поверить? Нет, конечно это может быть не точно, я не знаю, но на вот такую экспертизу полагаться так не правильно, но… Кажется, я беременна.

Супермаркет ===>
Я только-только вернулась домой из супермаркета, успела снять сапоги, и попыталась сделать то же самое со свитером. В последнее время в Лос-Анджелесе необычно холодно. И я совсем не ожидала, что ко мне кто-то придет. Просто кто бы это мог быть? Клоде? Рано... Он вернется только девятого. Соседи? Тоже нет. Они редко сюда заходят, знаете, здесь живут не такие люди, которых ходят за солью к соседям. Да и вообще, если это ко мне... А ко мне сюда никто и не может прийти, просто потому, что почти никто, кроме Шейн, естественно, не знает, что я здесь живу. Точнее, если не читаю желтые сплетни, не знают. Глазка на двери нет, а открывать стремно. Хотя, после того, как услышишь вот этот голос, что-то так неудержимо орущий-поющий...
- А никого нет дома. - Кричу я через двери, давясь смешками. Луминар, ты что, пьяный? Значит я точно тебя не пущу, потому что потом ты же будешь сетовать на пары алкоголя, которыми я дышу. Слушай, это так тяжело не надавить на дверную ручку, чтобы впустить тебя... Так что я борюсь сейчас сама с собой, пытаясь продолжить свой нелепый розыгрыш. - Все ушли на фронт.

- А что у тебя там? Что ты мне принес? - Черт, меня же тут нет. Прокололась. Как воздушный шарик прокололась. А ты, Луминар, всех соседей разбудил, между прочем, некоторые приличные люди уже спят.
Невыносимо. Невыносимо хочется видеть, что же ты там делаешь. Ну почему здесь нет глазка? Неужели, если я так тесно пристану к двери, смогу тебя увидеть?
- С кем это ты там разговариваешь? - Соседи? Если Клоде узнает, что ты сюда приходил, меня убьют. А миссис Элиот точно об этом позаботится, расскажет про громкий звук песен (я между прочем сына к хорошей музыке приучаю!), про то, что эта музыка звучала после двенадцати часов ночи, а уж про тебя... Ты невыносим, Луминар, как всегда ставишь меня в нелепое положение. Слушай, а как ты узнал адрес? Слушай, а как ты заставил себя сюда прийти? Ты же клялся, что здесь твоей ноги не будет. Ладно, ладно, я глупейшим образом пытаюсь тянуть время, но это у меня получается плохо, поэтому я, как была, босая, выбежала на лестничную клетку и впилась в твои губы, между прочем, пропахшие коньяком. Соседи уже ушли? А, черт с ними, пусть сейчас хоть репортеров пригласят и еще одну гнусную статейку напишут, между прочем, я полноправно целую отца своего ребенка! Кстати, об этом очень вовремя вспомнила, потому что нужно сбавить обороты. Черт, это так сложно...

Ты отдал мои пончики? Ты ведь пончики мне принес? А, черт с ними, у меня есть ты... Нет, Луминар, теперь этот номер не пройдет, теперь кушать нужно еще и ему. Мне-то тебя хватит, а ты так бессовестно отобрал ужин у нашего малыша.
Ну и насколько я влюблена? Да, к сожалению, тут не поспоришь, растворяюсь в тебе, потому что соскучилась. Слушай, а как я пережила без тебя целый месяц до этого? Ужас... Теперь ты мне нужен еще больше, потому что нужен еще и ему. Понимаешь? Как бы это тебе объяснить. У нас ведь с ним тесный эмоциональный контакт, и когда хорошо мне - хорошо и ему. Но вот только, понимаешь, он у меня тебя требует, потому что мне рядом с тобой хорошо, а ему хочется, чтобы мне было хорошо. Нет, мне не хорошо. В моем словарном запасе нет такого слова, которое бы описало мое состояние. Это даже не счастье, это что-то больше... Эйфория, экстаз, не знаю. Ты чувствовал то же, что и я сейчас, когда... ну того... с наркотиками?
Нет, не думаю, у меня это сильнее, особенно когда ты берешь меня на руки, и я могу прижиматься к тебе, потом, когда усаживаешь меня и целуешь мой еще никак не изменившийся живот. Там дырочка в пупке осталась - я пару дней назад серьгу вытянула, но она должна зажить, наверное. Черт, это почти блаженство - твои губы, которые я только что целовала, у меня на животе. Ты ведь правда счастлив? Знаешь, от этого становится так тепло. Черт, где моя голова? Я сейчас не здесь, я не соображаю, не могу ни о чем думать, кроме как о нас, и вообще... Все такое нереально. Поэтому боюсь, что это может закончиться. Ты ведь не уйдешь? Останешься ночевать здесь? В пастели, которую я ни разу не делила ни с одним мужчиной. Будешь продолжат меня целовать? Можно, я буду отвечать?
- А что мне можно? - Не вовремя, вспомнив твой запрет из коридора, спрашиваю у тебя. Ты пришел только за этим?

-  Он убьет тебя, а потом меня. Или наоборот. Ну или замурует нас в цемент, на Марсе. Какая разница? - А я не могу. Какой к черту пакет, какая еда, если меня к тебе тянет? Просто невыносимо. Из-за этого сажусь рядом с тобой и снова целую тебя. А потом твой свитер стягиваю, медленно так, осторожно. Нельзя, да, я знаю. Но черт подери, а давай... - Какая разница, если его все равно завтра здесь не будет? - Не останавливай меня, это бессмысленно, процесс пошел. Знаешь, такой взрывоопасный процесс. Я таааак соскучилась по этому. Знаешь, когда вот так все кипит, когда в голове туман, и ты... Да, я помню про малыша, я все помню, и ты не забывай. - Пошли в ванную? - Мне нельзя. Знаю, знаю, и еще раз знаю, но может быть на раннем сроке, я ведь совсем недавно, того, забеременела. Ну хорошо, хотя бы на бортике посижу и буду тебя мыть. Пошли... Там хорошо и... Хотя и тут хорошо, но там вода, может быть она остудит меня. А потом покушаем и спать уляжемся. Ты будешь ночевать здесь и со мной. Я так решила. Да, тебе до этого, как... Не важно, но может быть ты подыграешь? Тебе ведь тоже так тепло, как и мне. Жарко. Так, что без губ твоих... Плохая идея, так еще жарче. Пошли в ванную, там просто обязано быть легче.

- А какая разница? - Я ведь на самом деле не понимаю, чем отличаются эти слова. И вообще, разве сейчас есть какая-то разница в чем-либо, когда мы вместе и рядом. Черт, это плохо кончится. Просто нельзя, но я этого почему-то все еще не хочу осознавать. Ни в прихожей, ни в ванной. У меня совсем неправильные мысли. Где мой обостренный инстинкт самосохранения? Он рядом с тобой куда-то улетучивается следом за парами твоего алкоголя. И вообще, я ведь выгнать тебя должна была за такой вид. Стыдно, Луминар, стыдно идти к своей девушке, при чем беременной, в таком, пусть еще не совсем готовом, состоянии. Но разве я сейчас, когда массирую твои плечи, думаю об этом? Нет, я думаю о том, как может быть хорошо от того, что я залезу к тебе в ванную и... А давай сделаем близнецов! Черт, уже поздно. Не обижайся, мое солнышко, я тебя и так люблю, просто папа у тебя такой, что удержаться так трудно, что трудно не забывать, что тебе это может повредить. Нет, конечно я не забываю, но так хочется. К тебе, Луминар, хочется...
Частично, только частично, и я так думаю исключительно из вредности. Мне положено, я ведь беременная, да еще и рыжая. Рыжие ведь все вредные. Но ты здорово это делаешь, Луминар, я имею ввиду, искупаешь свою вину. Особенно тогда, когда мы уже вылезли из ванной, точнее вылез ты, я а, стягиваю с тебя полотенце, которое всего минуту назад пыталась запахнуть у тебя на бедрах и становлюсь перед тобой на колени. Ты прощен Луминар, потому что желание, такое определенное по своей сущности, перерастает во что-то большее: мне будет хорошо от того, что моим мужчинам будет хорошо. Я постараюсь.